— Черт бы побрал его! — ругался Эрон. — Да укротите же этого сумасшедшего!

Получив еще один сильнейший удар, Арман упал на землю, не выпуская из рук решетки. Чьи-то сильные руки заставили его разжать онемевшие пальцы; затем он почувствовал, как его подняли с земли и втолкнули в карету. Маргарита услышала, как он застонал, но не могла помочь ему сесть поудобнее, так как один из солдат только что надел кандалы на ее нежные руки. Дверца кареты снова захлопнулась.

— Смотрите, не выпускайте арестованных из кареты! За это вы ответите жизнью! — приказал Эрон и спросил: — Все в порядке?

— Да, гражданин. Только арестант стонет.

— Пусть его стонет!

— Что делать с пустой каретой, гражданин? Лошадей увели.

— Оставьте ее стоять на том же месте. Завтра она понадобится гражданину Шовелену.

— Арман, — шепнула Маргарита, — ты видел Перси?

— Было очень темно, — слабым голосом ответил Сен-Жюст, — но я видел его за решеткой, куда его положили. Он стонал. О Боже мой! Боже мой!

— Тише, дорогой мой! — остановила его сестра. Мы ничего больше не можем сделать, только умереть так, как он жил: мужественно, со спокойной улыбкой — в его память.

— Номер тридцать пятый ранен, гражданин, — сказал один из солдат.

— Будь проклят дурак, от которого ему досталось! — спокойно ответили ему. — Оставьте его здесь с караулом… Сколько вас еще осталось? — прибавил тот же голос через несколько минут.

— Только двое, гражданин, кроме раненого, да тех, что будут со мной караулить часовню.

— Мне двоих довольно, а пятеро окажутся нелишними у дверей часовни, — сказал Эрон со своим обычным жестким смехом. — Ну, пусть один сядет в карету, а другой поведет лошадей под уздцы. А вы, капрал Кассар, помните, что вы и ваши люди ответите французскому народу жизнью за англичанина.

Вслед за тем дверца кареты открылась, и солдат уселся против Маргариты и Армана, между тем как Эрон вскарабкался на козлы. Маргарите было слышно, как он ворчал, собирая вожжи.

Карета двинулась, мягко покачиваясь на рессорах. Маргарита почувствовала, как Арман тяжело прислонился к ее плечу.

— Тебе больно, милый? — нежно спросила она.

Не получив ответа, она подумала, что брат потерял сознание, и даже обрадовалась этому: в таком состоянии ему легче будет перенести утомительный переезд. Вскоре дорога сделалась ровнее, и карета стала быстрее продвигаться вперед.

Теперь Маргарита лишена была возможности выглянуть в окно, так как при каждом ее движении кандалы впивались в ее нежные руки. В лесу царила мертвая тишина; ветер стих; дикие животные и ночные птицы умолкли. Карета мерно покачивалась на рессорах, унося Маргариту все дальше и дальше от человека, беспомощно лежавшего за решеткой маленькой часовни.

Глава 19

Придя в сознание, Арман продолжал сидеть, прижавшись к сестре, и это тесное единение было теперь их единственной отрадой. Обоим казалось, что они едут уже целую вечность. Один раз карета остановилась, и грубый голос Эрона приказал солдату, который вел лошадей, сесть к нему на козлы. Вскоре после этого в ночной тишине раздался душераздирающий крик, и тотчас вслед за этим карета поехала быстрее. Маргарите показалось, что тот же крик, постепенно слабея, повторился еще несколько раз и затем замер в отдалении.

Сидевший в карете солдат также, по-видимому, услышал крик; по крайней мере он быстро вскочил, словно очнувшись ото сна, и, высунувшись в окно, спросил Эрона:

— Вы слышали крик, гражданин?

Вместо ответа его обругали и грубо приказали не спускать глаз с арестантов, вместо того чтобы высовываться из кареты.

— А вы слышали крик? — спросил солдат Маргариту.

— Слышала. Что бы это могло быть? — прошептала она.

— Мне кажется, опасно так быстро ехать в темноте, — робко заметил солдат. — Кажется, мы уже выезжаем из леса; на обратном пути дорога кажется короче.

В эту самую минуту карета неожиданно накренилась на один бок и остановилась неподвижно. Эрон, ворча и ругаясь, слез с козел. Через минуту дверца кареты распахнулась, и грубый голос строго произнес:

— Живо вылезайте, гражданин солдат, черт вас дери! Мы потеряем лошадь, если вы не поспешите!

Солдат быстро поднялся с места: небезопасно было медлить, когда гражданин агент торопил. Так как солдат только что проснулся, а его ноги онемели от холода и долгой езды, то его схватили за шиворот и живо вытащили из кареты. Дверца снова захлопнулась, затем послышался крик, одновременно выражавший и ужас, и ярость, и сопровождаемый проклятиями Эрона, потом все стихло.

От этой внезапно наступившей тишины Маргариту охватил необъяснимый страх, и, только услыхав ровное дыхание брата, она несколько успокоилась. Наклонившись к окну, она почувствовала, что на нее пахнуло свежим морским воздухом. Несшиеся по небу облака наконец рассеялись, и из-за них вышла луна, бывшая на ущербе, как когда-то предсказывал сэр Перси.

Маргарита с недоумением следила за луной. Она взошла направо, значит, направо восток; следовательно, карета направлялась на север, тогда как Креси…

Среди полной тишины чуткое ухо Маргариты уловило бой часов на отдаленной колокольне: была полночь. В ту же минуту ей послышались чьи-то твердые шаги, приближавшиеся к карете. Сердце Маргариты билось так сильно, что она готова была потерять сознание.

Еще минута — и дверца кареты распахнулась, в карету ворвалась струя свежего морского воздуха, и Маргарита почувствовала на руке горячий поцелуй.

— Мой дорогой, любимый! — прошептала она.

Закрыв глаза, она откинулась на спинку сиденья, чувствуя, как сильные пальцы снимают кандалы с ее рук и как горячие губы целуют ее запястья.

— Так ведь лучше, дорогая, женушка? А теперь надо позаботиться о бедном Армане.

— Перси! — воскликнул пораженный Сен-Жюст.

— Тише, милый! — чуть слышно прошептала Маргарита. — Мы с тобой на небесах.

В ответ в ночной тишине раздался громкий смех.

— На небесах, дорогая? — Смех звучал самой настоящей земной радостью. — С Божьей помощью я еще до рассвета доставлю вас обоих в Ле-Портель.

Внутри кареты было темно, и леди Блейкни ощупью отыскала руки мужа, трудившиеся над освобождением ее брата от оков.

— Не прикасайся к грязному плащу этого животного своими прелестными ручками, дорогая, — весело сказал сэр Перси. — Великий Боже! Я более двух часов просидел в одежде этого негодяя; мне кажется, будто грязь проникла до самых моих костей.

Привычным жестом Блейкни обеими рукам взял жену за голову и, дождавшись, когда луна осветит обожаемое лицо, заглянул ей прямо в глаза. Маргарита чувствовала близость мужа, и у нее от счастья кружилась голова.

— Выходи из кареты, моя дорогая, — нежно прошептал Рыцарь Алого Первоцвета, и по его голосу Маргарита поняла, что он улыбался. — Пусть чистый Божий воздух освежит твою милую головку. Тут неподалеку есть небольшой домик, где ты с Арманом можешь немного отдохнуть, прежде чем мы пустимся дальше в путь.

— А ты, Перси? Тебе не грозит никакая опасность?

— Никому из нас ничто не грозит до утра, а к утру мы уже доберемся до Ле-Портеля, чтобы быть на «Мечте» к тому времени, когда мой любезный друг месье Шамбертен откроет, что его достойный товарищ лежит связанный, с кляпом во рту, в маленькой часовне замка д’Ор. Воображаю, как начнет ругаться старина Эрон, когда его избавят от кляпа!

Перси почти вынес жену из экипажа. Быстрый переход от душной кареты к чистому морскому воздуху чуть не лишил Маргариту сознания, и она непременно упала бы, если б ее не подхватили могучие руки мужа.

— В состоянии ли ты дойти? — спросил он. — Обопрись на меня. Это недалеко, а отдых тебе необходим. — Прижав ее руку к своему сердцу, Блейкни другой рукой указал на темную стену оставшегося позади них леса, которому утихший ветер посылал свой прощальный привет. — Моя дорогая, любимая, — сказал он дрожащим от волнения голосом, — далеко-далеко за этим лесом по-прежнему раздаются крики и вопли страдальцев, и я по-прежнему слышу их. Если бы не ты, мое сокровище, я завтра утром был бы опять в Париже. Если бы не ты, мое счастье! — повторил он, жарким поцелуем прильнув к ее губам, с которых уже готов был сорваться горестный крик.